Несмотря на то, что страной, по сути, правил Годунов, в народном сознании Федор Иоаннович оставил по себе добрую память как боголюбивый и милостивый государь. Личность «благоюродивого», как его называли, царя вызывала интерес нетолько современников, но и потомков.
Поднесение даров русским посольством императору Максимилиану II в 1576 году на сейме в Регенсбурге. Гравюра
В 1868 году в журнале «Вестник Европы» была впервые опубликована трагедия А.К. Толстого «Царь Федор Иоаннович». С тех пор эта пьеса не сходит с подмостков российских театров. В проекте постановки трагедии автор трактует образ царя Федора так: «Не отступая от указанной истории, но пополняя ее проблемы, я позволил себе изобразить Федора не просто слабодушным, кротким постником, но человеком, наделенным от природы самыми высокими душевными качествами, при недостаточной остроте ума и совершенном отсутствии воли.
Архангельский собор Московского Кремля. Потир и кадило. XVI в. Москва
Прирожденная неспособность его к управлению усиленная еще постоянным страхом и гнетом отца, в таком состоянии он находился до 27 лет, времени смерти царя Ивана. Доброта Федора выходит из обычных пределов. Она велика так, что может иногда достигнуть высоты, где чувство и ум, составляющие на низших степенях отдельные свойства, сходятся вместе и смешиваются в нераздельном сознании правды. Поэтому Федор, несмотря на свою умственную ограниченность, может иногда иметь взгляды, не уступающие мудростью государственным взглядам Годунова, Так, в сцене доклада о боярах, бежавших в Литву, оба приходят к одному заключению, Годунов умом, а Федор — сердцем. Но эта способность заменять ум чувством не всегда характерна Федору. Она в обычных случаях затемняется некоторыми недостатками, неразлучными со слабостью характера. Он, например, не любит сознаваться, что он слабый, ни перед чужими, ни перед самим собой, и это часто приводит его к неуместному, хотя быстро проходящему упрямству. Ему охота иногда показать, что он самостоятелен, и ничем нельзя так польстить ему, как упрекнув его в суровости или непреклонности. Он большой хлопотун во всем, что не касается государственных дел; никто, по его мнению, не знает так, как он, человеческую душу; для него примирить враждующих — есть не только долг, но и наслаждение. Набожность его происходит от природного расположения; но она перешла в постничество вследствие раннего протеста против разврата и жестокости его отца; впоследствии постничество стало ему привычкой, но он нисколько не сделался педантом; он не смотрит на мирское веселие как на грех; он любит медвежью травлю и не видит в представлениях скоморохов служения сатане. Как все люди робкие, он чувствует большое уважение к смелости; геройский характер князя Шуйского и удальство купца Красильникова затрагивают в нем те же сочувственные струны.
Московский Кремль. Царь-пушка. 1586. Москва. Мастер Андрей Чохов
Великодушие Федора не имеет границ. Обид личных для него не существует, но всякая обида, нанесенная другому, способна вывести его из обычной кротости, а если обида касается кого-нибудь особенно им любимого, то негодование лишает его всякого равновесия; он шумит и кричит, ничего не видя, кроме содеянной несправедливости. Попав в такую колею, он спешит воспользоваться своим настроением, и, зная, что оно недолго продолжится, он наскоро предписывает строгие меры, справедливые, по его убеждению, но несогласные с его характером. Когда Федор взошел на престол, он не обманывался насчет своей неспособности и передал Годунову полное управление царством, с намерением сам ни во что не вмешиваться. Но в расчет Годунова не входило взять на первых порах всю ответственность на себя. Он нашел полезным прикрыться авторитетом Федора, сохранил ему весь наружный вид неограниченного владыки, докладывал ему обо всем, испрашивал на все его решений, и Федор мало-помалу, при содействии неизбежных придворных льстецов, уверился, что он не так неспособен, как полагал. На этом периоде застает его трагедия. Лень и природное отвращение продолжают удалять его отдел; но он уже привык думать, что Годунов действует по его инструкциям. Только в важных кризисах жизни, когда воля Годунова прямо противоречит благости Федора, как, например, когда Годунов грозит его оставить, если он не выдаст ему Шуйского, самообольщение Федора исчезает; он убеждается в независимой силе Годунова и, не умея бороться с ним в качестве царя, дает ему отпор как человек и христианин...».